На улице Александра Попова, тихой улочке Петроградской стороны, у дома 37 стоит памятник Константину Гроту. На постаменте — бронзовый бюст пожилого человека, а внизу — девочка, водя пальчиком, старается прочесть что-то в раскрытой книге, лежащей у нее на коленях.

Тот, кто, приблизясь к памятнику, заглянет в эту бронзовую книгу, увидит на правой ее странице текст, напечатанный обыкновенными русскими буквами, а на левой — обратное изображение, будто на куске промокашки: «Готс йишорох ьтатемс».

Видный государственный деятель XIX века К. Я. Грот отдал много сил и времени заботе о слепых.

Девочка, изображенная здесь, слепая. Она учится читать по особенной книге для слепых. Печать в этой книге выпуклая, и текст можно читать только на одной стороне, на другой же получается его вдавленный обратный оттиск. Вот что написано на этих листках:

Для чего написаны здесь эти неожиданные слова? Разве они имеют отношение к слепым? Нет, просто автор памятника, скульптор Антокольский, дав в руки девочке книгу, решил записать на бронзовых листах дорогие для него мысли.

Статуи живут дольше людей, но болеют, как и мы. Больше двух веков стоят в Летнем саду мраморные изваяния, вывезенные из Италии. Видимо, наш климат не очень полезен «южанам», — статуи «хворают», — поверхность мрамора трескается, становится шероховатой. Еще точно не выяснено, в чем причина недуга: то ли во влажных ветрах с холодной Невы, то ли им вредит солнце после зимних холодов. Над болезнями статуй размышляют их «доктора» — химики, скульпторы, минералоги. На зиму их помещают в маленькие деревянные домики, чтобы мраморные боги Рима и Эллады не зябли. Но в этом заболевании нет ничего особо страшного, оно не смертельно. Гораздо хуже другая болезнь, настоящая моровая язва, которой подвержены мраморные изваяния в парках, садах, на кладбищах городских окраин. Ленинград — город заводов; их высокие трубы дымят, выбрасывая в воздух вместе с дымом много всяких химических веществ. Влага атмосферы насыщается серной кислотой, а она заражает наши статуи страшной болезнью: наружные слои мрамора превращаются в гипс и быстро разрушаются. Ученые ломают голову над вопросом, как помочь беде. Уличную статую не убережешь от воздуха, не спрячешь от дождя. Пробуют разные средства, пропитывают мрамор особой мазью… Может быть, нужны специальные ванны… души…

А известно ли вам, что у бронзовых памятников — и не у больных, у совершенно здоровых — и на самом деле бывают «банные дни»? Да, да, мы не шутим: один раз в году огромные монументы принимают душ. Ежегодно накануне Первого мая, ранним весенним утром из депо выкатываются на улицу ярко-красные пожарные машины. Но мчатся они не на пожар. И едут в них, кроме мастеров огнетушительного дела, специалисты по уходу за памятниками.

Вот машина затормозила возле памятника Николаю Первому. Привинчены шланги, заработали моторы… Экая уйма грязи смывается с царских эполет — пыль, копоть!..

Обыкновенно процедура эта совершается в полном порядке, быстро и деловито. Но иногда происходят вещи чрезвычайные.

Как-то, в одно время с другими памятниками, принимала предпраздничный душ и императрица Екатерина Вторая, та, что стоит среди шумного сквера перед театром имени Пушкина. Брызнули мощные струи, закипела, запенилась вода. Внезапно из пыльных складок одежды «екатерининских орлов», из бронзовых кружев графини Дашковой полетели во все стороны… резиновые мячики! Пятьдесят шесть маленьких резиновых мячиков подняли с песка изумленные донельзя пожарные.

В дни войны некоторые статуи получили ранения. Пройдите по набережной Васильевского острова к памятнику адмирала Ивана Федоровича Крузенштерна, первого нашего плавателя вокруг света. На морском мундире смелого путешественника чернеет что-то, похожее на шрам от ранения. Так оно и есть: в 1942 году фашистский осколок ранил бронзового адмирала.

Осколки впивались в скульптурные украшения Исаакиевского собора, поражали латников и богинь на кровле Зимнего дворца. Снарядом оторвана мраморная челюсть одного из «сторожевых львов», воспетых Пушкиным.

Страна заботливо оберегала свои художественные сокровища. В глубокое подземное убежище, вырытое в саду Дворца пионеров, опустили юношей Аничкова моста с их могучими конями. Зарыли в землю и монумент Петра Первого у Инженерного замка и все статуи Летнего сада. «Медный всадник» был укрыт в высоком дзоте из бревен и земли.

Война кончилась. Искусные «хирурги» залечили почетные раны, снова вышли на свет мраморные боги, скифские юноши, бронзовые герои. Они по-прежнему радуют наш глаз, украшают строгий город на Неве, город большой, бережно хранимой нами культуры.

На охоту за львами

Огромное, на целый квартал, треугольное здание возле Исаакия. И перед ним сто сорок семь лет «с подъятой лапой, как живые, стоят два льва сторожевые». На одном из них, если верить поэтической фантазии Пушкина, 133 года назад в страшную ночь наводнения, «без шляпы, руки сжав крестом, сидел недвижный, страшно бледный Евгений» — герой «Медного всадника».

Когда-то эти львы торжественно встречали у подъезда сиятельного хозяина, князя Лобанова-Ростовского. Потом мимо них пробегали в здание Военного Министерства царской России озабоченные офицеры штаба. Теперь в этом доме — школа. Здесь учатся ленинградские дети.

И вот интересно: думают ли когда-нибудь ребята об этих львах? Не хочется ли им иногда остановиться и спросить: «Милые львы! Расскажите нам, кто вы, кто изваял вас из камня, кто и когда привез сюда и зачем поставил?» И это был бы не пустой вопрос, хотя гривастые звери на него бы и не ответили.

Много в Ленинграде разной скульптуры, много изображений животных, зверей. Прежде всего, конечно, кони. Знаменитые конные статуи Ленинграда у всех на виду; понятны их художественные достоинства, известны их создатели, их история. Но не они нас сейчас интересуют. Кони эти не самостоятельны: они сопровождают, несут на себе властелина, воина, героя, во всяком случае — человека.

До конца понятны и зверюшки, окружающие баснописца Крылова в Летнем саду. Знаем мы и почему поставлен памятник павловской собаке на улице имени великого русского физиолога.

А вот львы. Что знаем мы о них? Пушкин прославил двух «сторожевых львов», о которых мы только что говорили. А остальные? Ведь их в нашем городе много. Попробуем подсчитать только самых заметных. На набережной у Адмиралтейства два бронзовых льва украшают гранитный спуск к Неве. Возле Русского музея — очень похожая на них львиная пара. Огромные красные звери Львиного мостика на канале Грибоедова. Золотокрылые львы-грифоны с Банковского моста за Казанским собором..

Тот, кто живет за Невской заставой, знает прекрасных львов на проспекте Обуховской Обороны, возле одного из тамошних заводов. Обитатели Васильевского острова помнят искалеченных маленьких зверюшек Тучковой набережной. Так наберется до десятка львиных пар.

А сколько их на самом деле? Не спрашивайте об этом у меня. Я уже много лет охочусь на львов по нашим улицам. Я открываю их с каждым днем все больше и больше, и конца этому львиному нашествию не предвидится.

В моем альбоме хранятся фотографии нескольких десятков их разновидностей, да такое же количество я нашел в пригородах Ленинграда. Думаю, что львиных статуй у нас побольше сотни.

Известно ли вам такое место, где львы собрались целой стаей? Правда, это столь добродушные львы, что похожи они скорее на больших псов. В самом конце Полюстровской набережной против Смольного, на Охте, сидят они и держат в зубах тяжелую цепь решетки бывшей барской усадьбы. Когда-то здесь была дача питерского богача Кушелева-Безбородко. Сейчас тут помещается одно из наших лечебных заведений. Съездите туда, взгляните на это редкое зрелище: два с лишним десятка львов на пространстве в полсотни метров. Может быть, кто-либо из вас заинтересуется вопросом, — откуда они взялись тут, кто изваял их и при каких обстоятельствах? Пока это для меня загадка. Но, может быть, в Музее города или в Музее городской скульптуры есть о них какие-нибудь интересные данные.